К условленному месту Смирнов-Ворон должен был прибыть не раньше одиннадцати, чтоб оттуда успели убраться жандармы оцепления, но не позже двенадцати, когда сзади нагонит военный эшелон.
Что ж, русские, когда нужно, тоже могут быть пунктуальны. Смирнов подъехал к столбу 800 ровно посередине обозначенного интервала, в 11.30.
Огляделся как можно внимательней. Никого, только чернокрылые тезки кружили над унылой пашней.
Скомканный листок валялся в пяти шагах от столба — очередное проявление немецкой аккуратности.
Вот и всё задание.
Смирнов положил бумажку в карман, поднялся назад, к дрезине.
Вдруг сзади голос:
— Мусор собираем? Похвальная любовь к чистоте. Руки!
Обернулся — человек в жандармской шинели. Револьвер «кольт» наставил.
Не так долго пришлось ждать, два часа с хвостиком. Алексей даже замерзнуть не успел. А шапку надевать не стал — оказалась мала.
Спрятаться было негде, но Романов притащил с поля соломы, накидал небольшой стожок. Получилось идеальное гнездо: полная маскировка, прекрасный обзор, плюс тепло и мягко. Даже шинель подпоручику не испачкал.
Когда вылезал из укрытия, солома, конечно, зашуршала, но связник хрустел гравием по насыпи и ни черта не слышал. Взял его Алексей, как по учебнику: сзади, на дистанции близкой, но безопасной. Что особенно приятно, бежать курьеру было совершенно некуда. Попался, гад.
Связной обжег Романова волчьим взглядом, потом быстро глянул по сторонам.
— Да, я тут один, — не стал врать поручик. — Но шалить не советую. Именно потому что один, церемонничать не буду. Дернешься — выстрелю. Ногу продырявлю.
— Чего мне дергаться? Нечего мне дергаться.
Не германец, русский. Предателей Романов ненавидел еще больше, чем шпионов. Даже захотелось, чтоб мерзавец дернулся. Стрелять мы не будем, а вот рукояткой пару раз по роже съездить было бы приятно. Но это, впрочем, еще успеется.
— Я велел поднять руки! Из карманов! Медленно!
Палец напрягся на спусковом крючке. Если у курьера в кармане оружие, придется стрелять — в руку. Поди только угадай, правша или левша этот чугунномордый.
Руки Чугунная Морда вынул вежливо, без поспешания. Теперь можно сделать два шага вперед. Накинется — не беда. Если без оружия, милости просим.
— Разжать кулаки. Показать ладони. Потом повернуться спиной…
Удивил поручика Чугунная Морда. Взял врасплох. Тоже шагнул вперед и сделал резкое крюкообразное движение правой рукой, будто хотел ударить в лицо. Алексей к такому обороту событий был готов и подался назад, чтобы уйти от хука, но кулак шпиона разжался, и в глаза Романову полетела мелкая табачная крошка, да еще, кажется, вперемешку с перцем или какой-то другой едкой дрянью. Попался поручик на элементарный бандитский трюк.
Сразу ослеп, и пришлось стрелять, хоть не собирался. Выпалил Алексей, конечно, вверх, чтобы, упаси Боже, не уложить связного. Всякий нормальный человек от вспышки в упор шарахнулся бы, и это дало бы поручику секунду, чтоб протереть глаза. Но противник попался нетривиальный. С него сбило кепку и опалило волосы, но он даже не присел, а бросился на офицера. Схватился за дуло револьвера, вцепился пятерней в горло, сшиб наземь.
Вообще-то это он зря. Войдя в прямую сцепку, лишил себя основного преимущества. Когда враг вот он, пыхтит и брызжет слюной в лицо, можно обойтись и без зрения.
Оружие Романов выпустил, на что оно? Это позволило освободить руку. Рука сжалась в кулак. Кулак вслепую, со второй попытки, угодил гаду куда требовалось — в висок.
Хватка на горле ослабла. Связной всхрипнул, качнулся. Приподнявшись, Алексей вмазал ему еще и лбом в нос — от такого удара человек на пару секунд слепнет, так что в этом они сравнялись.
Бой двух слепцов со стороны, вероятно, выглядел диковато: половина ударов молотила воздух.
Вот они расцепились. Поручик вскочил на ноги и наконец протер костяшкой пальца слезящийся глаз.
Вовремя! Противник тоже успел подняться, тянул что-то из-под мышки.
По фронтовой привычке у Романова в кармане брюк всегда был резервный ствол — плоский «браунинг». Доставать это оружие Алексей умел очень проворно — как американский ковбой в кинокартине «Ограбление века».
Сухой, короткий выстрел. С рычанием связной схватился за простреленный локоть. Выпавший «наган» звонко ударился о рельсу.
Но враг нынче достался Романову воистину неугомонный — и тут не сдался. Припустил вниз по насыпи огромными прыжками — не угонишься.
А поручик и не стал за ним гоняться. Поднял с земли свой длинноствольный «кольт», взял упор, прищурил единственный зрячий глаз. Попасть нужно было ниже колена, а то на бедре можно пробить артерию, и тогда со святыми упокой.
Выстрелил.
До низа насыпи курьер уже не добежал, а докатился кубарем. Спрятав оружие, Алексей протер и второй глаз, слезы промокнул платком и не спеша двинулся подбирать добычу.
Крепкий все-таки парень. С продырявленным локтем, с простреленной лодыжкой не корчился от боли, не выл, а делал целой рукой какие-то быстрые движения.
— Э, э! — закричал поручик, убыстряя шаг. — Ты что это?
Связной запихнул в рот бумажный ком, задвигал челюстями. Ай, молодец! Трудно, поди, глотать такую бяку не запивая.
Подхватив раненого за шиворот, поручик волоком втащил его на шпалы.
— Приятного аппетита, — говорил он, пыхтя от усилия. — Зря пищевод утруждал. Это был листок из моего блокнота.
Связной заизвивался. Рыча от ярости, ударил лбом о рельсу. Еще, еще. Брызнула кровь. Насилу Романов оттащил психа. Вот ведь какой отчаянный, прямо самурай!